В своей книге «Роботы наступают. Развитие технологий и будущее без работы» (Rise of the Robots: Technology and the Threat of a Jobless Future) Мартин Форд, успешный разработчик программ и IT-предприниматель, приводит любопытный эпизод.

Где-то в 1960-х годах нобелевский лауреат-экономист Милтон Фридман консультировал правительство развивающейся азиатской страны. Фридмана привели на площадку осуществления крупномасштабного проекта общественных работ, где он был удивлен, увидев большое количество рабочих с лопатами, но очень мало бульдозеров, тракторов или другого тяжелого землеройного оборудования.

Ответственный правительственный чиновник объяснил, что проект был задуман как «программа трудоустройства». Фридман сделал в ответ остроумное, как показалось его почитателям, замечание: „В таком случае, почему бы не дать рабочим ложки вместо лопат?“

Реакция либерального экономиста типична для буржуазного обывателя, вытянувшего «счастливый» лотерейный билет в мировом капиталистическом обществе социального неравенства и безработицы. Этот обыватель, в лучшем случае, делит людей на успешных и «лузеров», полагая, что последние обязаны своей незавидной судьбой собственной нерадивости.

Разумеется, наделение чернорабочего кайлом и лопатой неравнозначно снабжению его ложкой. Здесь ложкой, или благом, выступает сам шанс получить работу от государства. Вопроса о том, является ли такой труд добровольным, принудительным или добровольно-принудительным даже не возникает.

Но Фридман озабочен другим. Он начал собственную книгу под названием «Капитализм и свобода» (Capitalism and Freedom) с критики инаугурационной речи президента Дж. Ф.Кеннеди, который говорил: – Не спрашивайте, что может сделать для вас ваша страна; спрашивайте, что вы можете сделать для своей страны. – Либеральный экономист усмотрел в этих словах опасность усиления государственного регулирования экономикой и обществом в США.

Экономика существует не для самой себя, но для людей. Однако людьми «успешные» считают только тех, которым удалось адаптироваться в мире чистогана. Остальных они приравнивают либо к орудиям труда, либо к нахлебникам.

Фридману, естественно, представляется нелепой попытка властей азиатской страны пожертвовать использованием машин ради простого физического труда неквалифицированных рабочих. Ведь машины – воплощение прогресса капиталистического общества. Эффективнейшее средство экономии на «живом труде» и получения предпринимательской прибыли.

По мнению М.Форда, замечание Фридмана относительно предпочтения машинам неквалифицированного труда отражает скептицизм – и часто откровенную насмешку, – над экономистами, которые опасаются, что машины уничтожат рабочие места и создадут долгосрочную безработицу.

При этом такие экономисты ссылаются на опыт Соединенных Штатов, особенно в двадцатом веке, где развитие технологий постоянно подталкивало к более процветающему обществу. Сам Форд принадлежит к представителям экономической школы, которые не разделяют их оптимизм.

Он цитирует газету Washington Post от 2 января 2010 года, которая сообщила, что за первое десятилетие XXI века не было создано ни одного нового рабочего места. Ноль. Такого не было со времен Великой депрессии. Более того, каждое десятилетие в послевоенный период количество рабочих мест увеличивалось не менее чем на 20%. Даже в 1970-е годы, то есть в эпоху стагфляции и энергетического кризиса, число рабочих мест выросло на 27 %.

„Итоги потерянного десятилетия 2000-х“, – замечает Форд, – „не могут не вызывать удивления, если вспомнить, что только с учетом прироста трудоспособного населения экономика США нуждается приблизительно в миллионе новых рабочих мест ежегодно. Другими словами, за эти первые десять лет мы недосчитались около 10 миллионов рабочих мест, которые следовало бы создать, но которые так и не появились“.

Выходит, что в экономике действует тенденция вытеснения живого труда. Она неумолимо влечет экономику и общество к той ступени развития, когда машины и технологии замещают не только разного рода исполнительский труд, но даже управленческий труд. Все выглядит так, будто человечество избавляется от живого человеческого труда.

Однако освобождение от труда не следует смешивать с освобождением труда. Он является естественной потребностью человека, но как добровольный творческий труд. Добровольный и творческий труд тоже сопрягаются по-разному.

Добровольный труд кажется сегодня творческим, когда впереди маячит большая зарплата, обещающая реализовать сугубо эгоистические надежды и мечты. Однако в идеале творческий труд не зависит от материального вознаграждения, но черпает энергию из самого производственного процесса и ощущения пользы для общества. Это и есть коммунистический труд.

ТРУД КАК ОСНОВА ФОРМАЦИЙ

Реалистичное обоснование коммунизма основывается на законе смены формаций или формационном законе. Смена формаций это не благое пожелание или награда, но естественная, порой суровая, необходимость. И здесь уместно исследовать, какие факторы способствовали движению общества от первобытнообщинного строя (его иногда называют первобытным коммунизмом) к рабовладельческому строю и феодализму, от них к капитализму.

Марксизм различает в истории до цивилизационный и цивилизационный периоды. Судя по работе Ф.Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства» первый период завершается разложением родового строя. Его называют первобытным коммунизмом, поскольку в нем господствуют отношения коллективизма и уравниловки.

Отождествление цивилизованного коммунизма с первобытным коммунизмом является самым распространенным пропагандистским приемом рыцарей частной собственности, апологетов капитализма. Цель такого отождествления состоит в том, чтобы внушить идеи неустранимости социального неравенства классового общества и невозможности построения справедливого коммунистического общества.

В социальном неравенстве заложено противоречие между общиной и отдельным общинником, обществом и индивидом, государством и т.н. членом гражданского общества. Причем дело не в различении людей по внешним признакам, не в разнообразии их вкусов и предпочтений, а в различении по отношению к частной собственности, прежде всего, к орудиям труда, к которым впоследствии причисляются и рабы.

Речь идет о таком виде собственности, при которой часть общественной собственности отчуждается из общественного владения в пользу частного собственника и используется для узаконенной эксплуатации тех, кто на самом деле создает материальные блага в пользу формального владельца частной собственности на средства производства.

Более высокий социальный статус эксплуататоров чужого труда и владельцев на его основе частной собственности закрепляется общинным или государственным наследственным правом. В дальнейшем обладатели этого статуса уже не нуждаются в индивидуальном превосходстве по физическим и интеллектуальным признакам. Общество живет по законам элитарности и знатности.

Один пользователь интернета метко заметил, что переход количества в качество прерывает «дурную бесконечность» развития. Использование ради обогащения знати рабского труда, и его более гуманной формы в феодальную эпоху – крепостнического труда, прервало бесконечность развития первобытнообщинного строя. Рабовладельческий строй и феодализм были побеждены, в свою очередь, наемным контрактным трудом капитализма.

Следуя такой парадигме, резонно предположить, что капитализм победит творческий труд, свободный от принуждения и найма. Но процесс выглядит не столь гладко. История ведь не может развиваться в сугубо эволюционном ключе. Так же обстоит дело и с историей разделения труда, в котором матрица многообразия генетически разнообразных, за небольшим исключением, индивидов налагается на матрицу многообразия объектов их трудовой деятельности в природе и самом обществе.

КООПЕРАТИВНО-СПЕЦИАЛИЗИРОВАННОЕ РАЗДЕЛЕНИЕ ТРУДА

Специализация или профессиональное разделение труда вызвано многообразием объектов его приложения (поддержание огня, собирательство корней, долбление пироги, выделка каменных или железных орудий труда, охота, жертвоприношение и т.п.) В ходе исторического разделения труда специализация развивается вкупе с кооперированием труда.

Кооперация является сложением трудовых усилий, дающих экономический эффект больше простой суммы индивидуальных усилий. Она осуществляется в конкретной, специализированной форме (плотницкий труд, труд каменщика, слесаря, маляра и т.д.). Маркс рассматривает первичную кооперацию как форму объединенного человеческого труда, повышающую его производительность.

В рамках первобытнообщинного строя произошло первое крупное общественное разделение труда, которое выразилось в выделении пастушеских племён, а затем возникновении земледелия. То есть, условно говоря, в образовании первобытного сельского хозяйства. Это создало условия для регулярного бартерного обмена между племенами.

Здесь соединились производительные силы объединенного человеческого труда, одомашненных диких животных, которые использовались в качестве орудий труда, и матушки-земли. Естественно, в таком сочетании господствовал человек как царь природы. В результате возросли производительность труда и богатство общества.

Вторым крупным общественным разделением труда явилось отделение ремесла от скотоводства и земледелия. Его вызвало бурное развитие ремесленного производства в ответ на многообразные сельскохозяйственные, родовые и семейные потребности.

В данном случае производительная сила объединенного труда (кооперации) повышалась за счет опоры на орудия труда, произведенные непосредственно человеком. Не случайно Маркс цитирует американского государственного деятеля, ученого-просветителя Бенджамина Франклина (17.01.1706-17.04.1790), назвавшего человека «животным, производящим орудия труда» (tool-making animal).

Наконец, третье крупное общественное разделение труда обособило торговлю от производства и выделило купечество. Третье разделение было вызвано общественными потребностями, которые уже не способен был удовлетворить бартерный обмен продуктами труда.

Речь идет о росте воспроизводства и расселения самих людей, то есть, об увеличении количества работников, в результате повышения производительности объединенного труда на основе двух предыдущих разделений труда. Войны умножают численность рабов и крепостных.

Это влекло за собой преодоление общинного и местнического характера обмена продуктами труда, расширение общественных и территориальных связей. Здесь происходит рост производительности объединенного труда по количественным параметрам, качественные параметры наращиваются в постепенном переходе от ремесла к машинному производству и индустриализации экономики.

Как было показано выше, повышение производительности объединенного труда происходило под влиянием взаимодействия кооперации и специализации. Буржуазная апологетическая политэкономия отрывает разделение труда от его кооперирования. Между тем кооперация сопровождает разделение труда на всех этапах.

Оба процесса неразрывны. Кооперация и разделение труда обуславливают друг друга, порождая в историческом развитии капиталистическую мануфактуру, фабрику, государственный и мировой индустриальный комплекс, цифровую экономику.

В процессе этого развития снижается удельный вес стихийности и повышается роль сознательного начала, технологии, науки, плана, регулирования экономики и т.д. Сегодня этот процесс принял форму интеграции (глобализации) на базе международного разделения труда. Он действует с неумолимостью естественного закона.

Почему буржуазные политологи-экономисты игнорируют взаимосвязь кооперации и специализации, понятно. Без кооперации разделение труда выглядит как сугубо технологический процесс, в котором социальное неравенство находит свое оправдание.

Трактовка разделения труда независимо от кооперации затемняет тот очевидный факт, что именно сложение трудовых усилий дает экономический эффект больше простой суммы индивидуальных усилий и что плоды этого эффекта присваиваются частным собственником.

РОЛЬ УПРАВЛЕНЧЕСКОГО ТРУДА

Управленческий труд столь же необходим, как исполнительский труд. Из этого иногда делается вывод, что «владельцы заводов, дворцов, пароходов» столь же необходимы как те, которые их обогащают своим трудом. Вопрос о том, что эти «хозяева жизни» могут быть администраторами, управляющими производством без его приватизации, даже не ставится.

Взаимодействие кооперации и специализации, действительно, регулируется управленческим трудом. Он относится к категории умственного труда и, хотя непосредственно и не выступает созидателем материальных благ, является неотъемлемой частью объединенного труда. Следовательно, это вид производительного труда, необходимый для осуществления коллективной трудовой деятельности.

В то же время управленческий труд является движущей силой социального разделения труда, в котором он приобретает функцию внеэкономического принуждения. Постепенно он утрачивает первоначальные функции управления на основе выдающихся личных качеств, общественного признания и авторитета. Проявляется его неоднородная роль в экономике и обществе.

В экономике он служит источником личной выгоды и накопления семейной собственности. В обществе он преобразуется во всесокрушающую силу государства, против которой даже сама буржуазия, использующая государство в собственных интересах, выстраивает систему сдержек и противовесов.

В конечном счете, управление выстраивается в виде социальной пирамиды. Социальное разделение труда приобретает форму дифференциации, при которой отдельные индивиды, социальные группы, слои, классы обладают неравными жизненными шансами и возможностями в доступе к ограниченным ресурсам материального и духовного потребления.

В этих условиях «свободный» капиталистический труд выступает не как объединитель, но как разделитель человечества на враждебные классы и государственные образования. Классики марксизма-ленинизма отмечают, что вместе с разделением труда, — разделяется и сам человек. Он становится «частичным» (Маркс).

Индивид включается в социальную связь не как целостная личность, но как носитель функций узкопрофессионального идиотизма и потребительского кретинизма. Это относится как к индивидам, выступающим в роли субъекта труда (управление), так и к тем, которые являются их объектами (исполнителями).

Пока люди находятся в стихийно сложившемся обществе, пока, следовательно, существует разрыв между частным и общим интересом, пока разделение деятельности совершается не добровольно, а стихийно, — собственная деятельность человека становится для него чуждой, противостоящей ему силой, которая угнетает его, вместо того, чтобы он господствовал над ней.

ТРУД «ПОВИВАЛЬНОЙ БАБКИ» ИСТОРИИ

Политика – сфера управленческого труда. В этом смысле известная максима: «политика является концентрированным выражением экономики» – выражает лишь то, что за всяким насилием и принуждением стоят экономические интересы и потребности.

Однако до сих пор при смене социально-экономических формаций ведущую роль играло все-таки насилие. Не случайно Маркс называл насилие повивальной бабкой истории и экономической потенцией. В эпоху переселения народов и рабства война, служившая средством захвата рабов и чужого имущества, представляла собой важный экономический ресурс.

Только в этом смысле Маркс и оценивал насилие. Ведь повивальная бабка не мучает и истязает, но оказывает помощь при легких или мучительных родах. Попытки истолковать марксистский вывод как патологическую любовь коммунистов к насилию, разумеется, является злонамеренной клеветой их врагов.

Война обогащала рабовладельцев и в то же время подтачивала силы рабовладельческих государств. Когда завоевания превышали меру жизнеспособности таких государств, они рушились. Что это за мера? Очевидно, баланс расходов на военные и социальные нужды.

Война приносила относительно кратковременную выгоду в виде военных трофеев. Но, во-первых, на приобретение таких трофеев расходовались хозяйственные ресурсы страны, во-вторых, территориальные захваты требовали в долгосрочной перспективе от метрополии новых расходов на социальные и оборонительные нужды.

Из-за нарушения такого баланса погибли многие рабовладельческие империи древности. Из-за этого рухнула колониальная система западного капитализма, и провалилась германская политика расширения «жизненного пространства». Правда, при всех своих минусах колониальная система взрастила капиталистическую индустриализацию и обеспечила экономическое господство капитализма в мире.

В конце концов, возобладала политика опоры на развитие внутригосударственных экономических ресурсов при сохранении курса на обеспечение эффективного военного потенциала. Ведь капиталистический мир поделен на национальные государства, состоящие в жестокой беспощадной конкуренции, способной перейти в военное противостояние. Такое положение является проекцией на международные отношения конкуренции частных собственников внутри каждого государства.

Между тем в эпоху существования ракетно-ядерного оружия политике воздержания от перехода конкуренции в войну нет альтернативы. Это, однако, не означает, что такая политика спасает от внешнего давления неядерные государства или гарантирует незыблемость капиталистического строя.

Капитализм не способен преодолеть свои внутренние пороки – социальное неравенство и безработицу. В условиях НТР все более антигуманной и контрпродуктивной становится ставка капитализма на частное владение средствами общественного производства и эксплуатацию наемного труда. Сохраняется, таким образом, перспектива устранения капитализма посредством насилия или экономического коллапса.

Мы установили, что каждой конкретной социально-экономической формации соответствует кооперативно-профессиональное разделение труда определенного содержания. Новый способ производства, выражающий исторически конкретное единство производительных сил и производственных отношений, утверждается посредством насилия, то есть, войн и революций.

Протестовать против этого, взывать к гуманизму бесполезно, не говоря уже о том, что абстрактный гуманизм является сплошным лицемерием. Принцип справедливости распространяется и на насилие.

Войны бывают справедливые и несправедливые, насилие необходимо для борьбы с криминалом и антиобщественным поведением отдельных индивидов. Лишь уничтожение капитализма и преодоление переходного периода от капитализма к коммунизму дают надежду на радикальное ограничение применения насилия в обществе.

Ясно почему. При капитализме все еще господствует частная собственность на средства производства. Ее владельцы не готовы расстаться со своими привилегиями без кровопролитной борьбы с силами, олицетворяющими новые отношения.

В рамках правовых отношений существующих в эксплуататорских обществах следует различать легальную и насильственную экспроприацию собственности. Например, обращение в рабство за долги вполне легально.

Эксплуататорское право (рабовладельческое, феодальное, буржуазное) зарождалось в эпоху выделения знати из дикой общины, в том числе, при помощи насилия. В дальнейшем сама знать и ее имущество подвергались экспроприации на законных или противозаконных основаниях, причем, и те, и другие не обязательно соответствовали принципу справедливости.

После разрушения дикой общины легализовалось рабовладение. Римскую империю победили варвары, далеко не все похожие на прежних общинников-дикарей в связи с многолетним соседством с «цивилизованными» рабовладельцами. Они привнесли в экспроприацию имений рабовладельцев некоторые сохранившиеся общинные привычки и традиции.

Симбиоз рабовладения и общинного атавизма породил феодальный способ производства. В тот исторический период происходит некоторый откат к общинным отношениям. Впрочем, с ними сосуществуют рабство и работорговля.

Феодализм победили, в свою очередь, буржуазные революции в Англии, Франции, США, Мартовская революция 1848 года в Германии, японская революция Мэйдзи и т.п.

МАТЕРИАЛЬНАЯ БАЗА КОММУНИЗМА В ТИСКАХ КАПИТАЛИЗМА

Так называемое «свободное» предпринимательство пробивало себе дорогу через экспроприацию феодальной и общинной собственности, и даже рабовладельческий атавизм. Тем не менее, страсть к власти и наживе послужила стимулом для развития гигантских производительных сил, которые в настоящее время вполне могли бы послужить материальной базой коммунизма.

Речь идет о возможности преобразования мировой экономики в интересах отдельного человека на принципах творческого труда и реализации коммунистического принципа «От каждого по способностям – каждому по потребностям». Такую возможность отрицает мальтузианский подход «на всех всего не хватит», но он лишь объясняет капиталистическую действительность и не ставит целью ее изменить.

Ход истории показал, что благосостояние общества способствует решению демографических проблем естественным путем без применения искусственных принудительных мер. То, что эти проблемы, наряду с проблемами терроризма и насилия, обостряют процессы миграции, обусловлено неравномерным развитием стран, развивающихся по капиталистическому пути.

Дефицитом социальных гарантий при колоссальных природных и производственных ресурсах современное общество обязано именно капитализму. Такой дефицит в национальном и международном масштабе противоречит закону соответствия производительных сил производственным отношениям.

Капиталистические методы хозяйствования подменяют состязание в сотрудничестве и взаимопомощи конкуренцией хозяйствующих субъектов, социал-дарвинистской конкуренцией на всех уровнях, влекущей к непроизводительным расходам и милитаризации экономики. Это ограничивает возможности планирования в интересах общества. Потому могильщиком капитализма становятся сами производительные силы.

Именно отсюда проистекают страхи перед возможностью мнимого всевластия «искусственного» интеллекта, бунта роботов, обесценивания человеческого труда и т.п. На самом деле внедрение в экономику искусственного интеллекта и роботизации свидетельствуют лишь о повышении уровня ее обобществления, дающего простор развитию творческих способностей человека.

В то же время попытки втиснуть этот процесс в узкие и убогие рамки частнособственнических отношений препятствуют становлению нового коммунистического общества мирным путем.

Собственно, мощный социальный взрыв, свидетельствующий о том, что и переход к коммунистической формации не мог обойтись без насилия, уже произошел. Он случился сто с лишним лет назад в результате победы Великой Октябрьской социалистической революции.

Если в рассмотрении этого события сосредоточиться на насилии как «повивальной бабке» истории, то следует заметить, что эту революционную бабку вызвала на историческую арену империалистическая война. Она разразилась в результате накопления неразрешимых противоречий капитализма, как следствие продолжения капиталистической конкуренции иными средствами.

СОВЕТСКИЙ ОПЫТ КАК ЖЕРТВЕННЫЙ АГНЕЦ

Крушение СССР нельзя считать признаком того, что капитализм вернулся на круги своя. Советский опыт социалистического строительства является жертвенным агнцем для реалистического осмысления перехода от капитализма к коммунизму. Советское общество было еще очень далеко от коммунизма. С другой стороны, в правящих кругах страны муссировалась идея о достижении СССР стадии развитого социализма как ступени движения к коммунизму.

Партнеры СССР по социалистическому содружеству, даже такие высокоразвитые как Чехословакия и ГДР, считались менее продвинутыми в движении к коммунизму. Таким образом, обозначился явный разрыв между политикой и экономикой, идеологией и реальностью. Это признал, собственно, Ю.В.Андропов, когда говорил о том, что мы плохо представляем себе общество, в котором живем.

Социализм, действительно, представляет собой дремучий лес, в котором легко заблудиться.

С одной стороны, в среде западной социал-демократии господствует деляческая бернштейнианская формула «цель ничто – движение все». С другой стороны в России после победы ВОСР Советская власть была вынуждена перейти к Новой экономической политике, которая нашла продолжение в бывшей Югославии и, наконец, в Китае и Вьетнаме.

«Бесцельное» движение западной социал-демократии, понятно, направлено на соглашательство и капитуляцию перед буржуазией. Но и отступление к рынку компартий, открыто провозглашающих свою цель, часто трактуется таким же образом. Так что же следует принимать за социализм?

В марксистской теории имеется определение ПЕРЕХОДНЫЙ ПЕРИОД – вот оно, на мой взгляд, и составляет содержание термина «социализм». Переход от капитализма к коммунизму не может обойтись без периода преобразования первого во второй.

В характеристике реального коммунизма надо быть предельно осторожным и учитывать, что это не местячковый, но мировой проект. Судьба СССР – тому предостережение. Одна из строк гимна Коминтерна гласит: «Наш лозунг – единый Советский Союз».

Это исторически преходящее представление о коммунистическом управлении, но все же оно содержит идею всемирного управления. Может, мировым правительством станет ООН, состоящая из государств-членов, которые покончили с капитализмом.

Мир поделен на национальные государства и идеологии. Сами люди составляют миллионы и миллиарды микрокосмосов, наделенных сугубо индивидуальными интересами и представлениями об экономике, политике, культуре. Отвлечься от этого невозможно.

Сознание и психика индивида с трудом воспринимают идею всемирного управления. Идея самоуправления освобождает его от чувства принуждения и зависимости, хотя он и не всегда понимает, как вписывается эта идея в координацию и управление мировой экономикой и сообществом.

Марксизм-ленинизм исходит из того, что основной предпосылкой победы коммунизма является процесс обобществления труда и производства, процесс хозяйственной интеграции, пробивающий себе дорогу через национально-государственные перегородки и действующий с неумолимостью естественного закона. Власть частной собственности и связанные с ней политические и государственные институты является главным препятствием для того, чтобы интеграция служила интересам трудящихся, а не капиталистов.

Трудящимся необходимо «свое» социалистическое государство (или с учетом принятой нами новой терминологии точнее выразиться: государство переходного периода), чтобы преодолеть это препятствие. Однако социалистическая власть в пределах одной страны может воздействовать лишь на внутренний рынок, в то время как мировой рынок контролируется транснациональным капиталом, который использует преимущество своего положения для противодействия процессу интернационализации социализма.

«ЗАБЕГАНИЕ ВПЕРЕД» В СССР

В условиях «анклавного» существования социализма возникает угроза превращения государства из орудия осуществления коммунистического идеала в средство обогащения чиновной бюрократии и последующей реставрации антикоммунистического режима. Собственно, эти проблемы, опасения и составляли содержание внутрипартийной полемики после победы Великого Октября.

Сталин, как известно, внимательно следил за ее ходом, использовал идеи участников идеологических споров для осмысления задач социалистического строительства и руководства к действию. Он, по началу, совершенно справедливо различал в вопросе о возможной победе социализма в одной стране две стороны: внутреннюю и внешнюю. И лишь позже, устранив своих оппонентов, Сталин сделал вывод о возможности окончательной победы коммунизма в отдельно взятой стране.

В исторической перспективе, с позиции сегодняшнего времени этот вывод можно трактовать как ограниченное понимание Сталиным марксистско-ленинской диалектики, его этатистскую зашоренность. Но следует иметь в виду, что сталинская эпоха – это тяжелый период становления и укрепления социалистического государства в обстановке враждебного капиталистического окружения.

Это период мобилизации всех возможностей и ресурсов страны, величайшего напряжения человеческих сил. И неудивительно, что в этот период марксизм-ленинизм подвергается огосударствлению, используется в утилитарных интересах государственного строительства, что влечет за собой сужение универсальных, познавательных и преобразовательных потенций интернационального учения.

В СССР роль управленческого труда как источника частного присвоения благ, создаваемых объединенным общественным трудом, сохранялась, но была серьезно ослаблена упразднением частной собственности на средства производства. Такое упразднение было, в известном смысле, забеганием вперед в движении к коммунизму, ибо отсутствовала соответствующая материальная база для обеспечения развитой формы социального равенства.

Забегание объясняется не столько нетерпением, сколько отсутствием условий эволюционного развития коммунистической идеи в нашей стране из-за особенностей победы ВОСР, гражданской войны, анклавного существования в мировом хозяйстве и на международной арене, необходимости обеспечения безопасности огромной территории и т.п. В результате управленческий труд нередко превалировал в качестве внеэкономического принуждения, а порой и насилия.

Что касается ослабления его связи с обогащением, то оно существовало в рамках идейного энтузиазма, но не стало незыблемой общественной нормой. Интерес, по мысли Маркса, всегда «посрамлял» идею. И в обществе социального неравенства иначе, видимо, нельзя.

А что представляло собой советское общество? Почему в нем обретение высокой должности нередко рассматривалось как реализация коммерческого проекта? Очевидно, потому, что советское общество было еще далеко от коммунистического общества, в котором интерес к обогащению утрачивается благодаря утверждению разумного достатка и самоуправления.

Разумный достаток это уровень материального, социального и культурного обеспечения индивидов, освобождающий их от мелочной борьбы за существование, хотя необходимость такой борьбы в экологическом смысле для всего общества остается. Разумный достаток учитывает особенности индивидуального потребления, которое, однако, утрачивает характер состязания в накоплении личного богатства.

Полагают, что к подобному состязанию подстегивает извечный человеческий порок – жадность. Однако в капиталистическом обществе жадность является следствием специфических социально-экономических условий, когда для выживания требуется непрерывное накопление капитала и высасывание прибыли из наемного труда. Частная собственность не только освобождает, она еще порабощает, а также развращает и уродует, как ее владельцев, так и лишенцев.

СУДЬБА ДЕНЕГ В ПЛАНОВОМ ОБЩЕСТВЕ

Попробуем определить контуры общества разумного достатка, то есть, коммунистического общества, оставаясь в сегодняшнем обществе неразумного достатка. Мы вправе исходить из того, что материально-техническая база коммунизма уже существует при современном уровне развития производительных сил.

Их способность реально обеспечивать благосостояние человечества подавляет основной принцип капитализма – частное присвоение продуктов общественного труда посредством частного владения орудиями или средствами производства, либо игрой на бирже. Частнокапиталистическая собственность порождает звериную конкуренцию, кризисы и войны, милитаризацию экономики, уродливый ее перекос в сторону спекулятивного сектора, делания денег «из воздуха» при помощи финансовых махинаций.

Деньги являются сегодня мерилом богатства. Сохранятся ли они в обществе разумного достатка? Если нет, то, что послужит им заменой?

В обществе товарного производства деньги являются как целью, так и средством. Как средство они обслуживают обмен товаров, как цель служат фактором социального неравенства через спекуляции и накопление. Деньги функционируют как (1) мера стоимости, (2) средство обращения, (3) средство платежа, (4) средство накопления и (5) мировые деньги.

Коммунистическое общество является бестоварным, то есть, это общество производства, обмена и распределения потребительных стоимостей. Функция меры стоимости, то есть, приравнивания разнородных товаров отмирает. Ее заменяет планирование производства в соответствии с потребностями членов общества. Оно осуществляется посредством соответствующих технологических инструментов.

Планирование в масштабах государства, не говоря уже о мировых масштабах, вызывает наибольшее недоверие у буржуазных обывателей. Их кругозор ограничивается бизнес-планом, подобно тому, как кругозор гусеницы ограничивается размерами листа растения, которое она поедает. Главное возражение здесь – невозможность учета растущих и меняющихся индивидуальных потребностей. К нему добавляются аргументы о подавлении личной свободы, насаждении единообразия, уравниловки и т.д. и т.п.

Буржуазное сознание живет в дихотомии спроса и предложения. Так рождается иллюзия того, что капиталистическое производство движется стихийной конкуренцией, индивидуальным спросом и инициативой снизу. Планирование в такой парадигме сознания предстает в виде внешней принудительной силы, ограничивающей побуждения, свободу и интересы индивида.

На самом деле, все обстоит как раз наоборот. Социум представляет собой широкое поле конкурентного индивидуального и общественного планирования. Если перефразировать упомянутое определение Б.Франклином человека как животного, делающего орудия, то сегодня гораздо ближе к истине будет определение человека как планирующего животного.

Планирование пронизывает общество снизу доверху и наоборот, оно проникает во все сферы человеческой жизни. Между тем конкуренция, хотя и является законом жизни, все же представляет собой внешнюю принудительную силу, принимающую в капиталистическом обществе социал-дарвинистское оформление.

Полагают, что планирование идет от мозга, эмоции, стихийные проявления необузданной человеческой природы – от сердца, живота и того, что чуть пониже. Эти два противоположных начала объединяет энергия, воля, характер. Планирование не мешает проявлению прекрасных природных свойств человека, так же как эти свойства придают планированию творческое вдохновение.

Чтобы ощутить твердую почву под ногами, нам не остается ничего другого, как обратиться к советскому опыту. Как это не покажется парадоксальным, его трудности и неудачи в планировании служат убедительным доказательством необходимости планового развития общества.

В СССР товарно-денежные отношения сохранялись, хотя бы потому, что он не мог отгородиться от связей с капиталистическим миром. Но в стране после НЭПа были упразднены товарные и фондовые биржи с целью пресечения обогащения на спекулятивных сделках. (Так в банковской сфере со времен Средневековья ревнители морали и справедливости тщетно стремились отстраниться от процентов на кредиты).

Между тем биржа является тем самым стихийным регулятором, «невидимой рукой» рынка, которая расставляет в капиталистическом обществе социального неравенства все по своим местам. Спекулятивный доход может быть платой за риск, и тогда складывается впечатление, что риск является движущей силой экономики. Но спекуляция также является платой за ограниченные возможности планирования, его неспособность удовлетворить индивидуальные потребности.

Когда планирование сверху становится не в состоянии учесть индивидуальные запросы даже при неограниченных возможностях производства продукции, оно оправдывает опасения в собственной несостоятельности. Но не лучше ли вместо того, чтобы рисковать подобно экстремалам, бегающих с угрозой для жизни по крышам высотных зданий ради кайфа, совершенствовать планирование?!

В СССР ограниченность планирования давала простор риску мошенничества и подпольного «теневого» производства. Однако эта ограниченность была связана именно с технологической отсталостью в области внедрения компьютерных технологий.

Научный коммунизм подменял компьютер до электронной эпохи, но без технического оснащения «железом» и «софтом» он мало влиял на развитие производительных сил. Госплан даже на основе встречных планов предприятий не мог обеспечить управление экономикой и обществом без передового электронного оснащения и программного обеспечения. К тому же реальный коммунизм требует корреляции деятельности национального Госплана с Госпланами других государств.

Так, что же, деньги останутся? Наверное, да, но не в качестве товара, а как средство оценки труда, прежде всего творческого, на благо общества. Функцию приравнивания стоимостей заменит планирование на всех уровнях существования общества. Функцию обращения – ЭВМ и индивидуальное мобильное устройство.

Мировые деньги приобретут форму межгосударственного обмена посредством тех же электронных средств. Средства платежа и накопления упраздняются ввиду отсутствия долговых обязательств и отмены частной собственности.

Внешне, это похоже на бесплатную раздачу денег, с которой ассоциируются обывательские представления о коммунизме. Но бесплатный сыр имеется только в мышеловке. Имеет ли смысл это изречение, порожденное разочарованием обывателя в банковских кредитах, в коммунистическом обществе?

Вряд ли. Но само включение человека, как носителя симбиоза коллективных и индивидуальных потребностей, в электронную связь коммунизма предполагает его вклад в общественные фонды продуктов производства.

РОСТКИ КОММУНИЗМА В РЫНОЧНОМ ОБЩЕСТВЕ

Собственно ростки коммунизма заметны в любом современном социальном государстве. Пенсии похожи на бесплатную раздачу денег, если отвлечься от того, что они обеспечены прошлым трудом. Бесплатное образование и медицинское обслуживание тоже. В СССР в известных масштабах обеспечивалось право на бесплатное жилище.

Разные поколения вносят вклад в развитие и процветание общества по-своему. В течение жизни индивид приобретает опыт путем приобретения знаний и навыков в детстве и юношестве, затем до пожилого возраста – посредством применения их на практике в производстве и умножения прошлого овеществленного труда, и, наконец, выходит на пенсию в пожилом возрасте.

Разделение труда при коммунизме никуда не уйдет от индивида. Более того, оно будет развиваться, дифференцировать работников дальше, не вызывая у человека страха потери работы. Потому что мощь производительных сил, освобожденных от оков частной собственности на средства производства, позволит ему осуществлять, действительно, свободный выбор способов приложения своего творческого труда.

Но это в производстве. А в потреблении? Ведь на общественном уровне оно нуждается в ограничениях или, если упирать на индивидуальное сознание, – в разумном воздержании. Например, деньги дают свободу потребления, но также ограничивают его наличием количества денежных знаков. Наблюдая сегодня страсть к наживе наших «сознательных» граждан, труднее всего поверить в их коммунистическую сознательность.

Тем не менее, сознательность пробивает себе дорогу даже независимо от деляческой природы буржуазного государства. Например, оно устраняет турникеты и кондукторов на общественном транспорте, а в условиях пресловутого «социализма» в Швеции устраивает инсценировки равной оплаты исполнительского руда чиновников.

Наконец, члены швейцарского филиала Всемирной сети базового дохода (BIEN, Basic Income Earth Network) стали инициаторами проведения в стране референдума (05.06.2016) по претворению этой идеи в жизнь. Если бы идея базового безусловного дохода была одобрена, поясняют буржуазные СМИ, каждый взрослый житель Швейцарии, независимо от пола, занятости и чего-бы то ни было, получал бы две с половиной тысячи швейцарских франков. Каждый ребенок – около 600 франков.

Естественно, плутократы прокатили эту идею, прикрываясь народной волей. Какому толстосуму захочется нести ответственность за поддержание достойного уровня жизни населения?! А манипулировать референдумами в рамках пресловутой «прямой демократии» они умеют.

С детства швейцарцам вдалбливают в головы, что система государственного социального обеспечения приемлема лишь для беспомощных и бездельников в коммунистических утопиях. То ли дело, денежки, заработанные своим трудом. Особенно, когда их много, и делаются они из воздуха. Живи в свое удовольствие и плюй на государство.

Ну а если нет работы, а, следовательно, и денежек, тогда займи у родственника, приятеля и соседа. Обернешься, как-нибудь. Когда же придется совсем туго, тогда уж обращайся к властям, но учти, что получить социальную помощь на деле оказывается не так просто.

На каждый вид помощи расписаны условия ее получения, которые зачастую нереально выполнить, особенно это касается кратковременной помощи. Причем, правила конкретной общины могут обязать человека вернуть потраченные на него средства, если его финансовое положение улучшится.

В результате в сознании швейцарцев государственная социальная помощь и коммунизм ассоциируются с бюрократическим крючкотворством, которое они наблюдают в собственной стране. Сравнительно высокая зарплата в частном секторе им кажется незыблемым принципом швейцарского капитализма.

И понятно почему. Благоприятные исторические и геополитические условия сделали страну мощным финансовым центром, цитаделью монетаризма. Паразитирование на интернационализации (глобализации, интеграции, обобществления) труда и производства дает финансовой олигархии свободу маневра в навязывании населению буржуазных предрассудков.

Сторонники МРОТ и «базового дохода» уверяют, что их концепция базируется отнюдь не на благих пожеланиях, но на хозяйственной необходимости в новых условиях существования капитализма. По их мнению, низкий уровень доходов граждан катастрофически воздействует на состояние промышленной конъюнктуры в целом. С учетом того, что основным двигателем этой конъюнктуры всегда была и остается покупательная способность граждан и семей.

Сегодня очевидно, что капиталистическое производство достигло уровня, когда возможна ликвидация нужды и бедности на земле. Тем не менее, большинство населения мира пребывает в нищете и бесправии. Сложился парадокс, когда в условиях изобилия товаров положение трудящихся масс в развивающихся, и даже в развитых, странах становится все более нестабильным.

Бедность не может больше считаться проблемой дефицита. Причина в основе производственных отношений, классовых структур и политических институтов, порожденных паразитическим капитализмом. И это научно доказал Маркс.

Сторонники «базового дохода» утверждают, что их концепция как раз и ставит своей целью лечение таких язв паразитического капитализма, как растущее социальное неравенство и безработица. Более того, некоторые из них выводят концепцию фиксированного денежного дохода из утопического социализма и даже марксизма

В 1986 году Филипп ван Парейс, обучавшийся и преподававший в католическом университете, в соавторстве с доктором экономики Амстердамского университета Робертом ван дер Вееном опубликовали статью под заголовком «Капиталистический путь в коммунизм». Буржуазные ученые проводят в ней идею перехода к коммунизму, минуя социализм.

Они полагают, что необходимые условия для этого можно создать посредством внедрения безусловного, универсального гранта на самом высоком уровне устойчивости, иначе, «базового дохода». С этой точки зрения, коммунизм вызревает из капитализма по мере увеличения универсального гранта, служащего удовлетворению основных потребностей каждого члена общества.

Между тем эффективность и качество труда улучшается, потому что рабочим больше не нужно выполнять неблагодарную или неприятную работу по необходимости. Оплачиваемая же работа и досуг распространяются гораздо шире, чем теперь. Адепты «базового дохода» заявляют, что их инициативу поддержал каждый пятый швейцарец, и считают, что впереди их ждут более благоприятные перспективы.

Мне кажется, что идея «базового дохода» вряд ли сможет послужить средством спасения капитализма, и уж тем более способом перехода к коммунизму. Социальное неравенство, нищета и безработица складываются в условиях капитализма не просто из-за алчности предпринимателей или из-за их нежелания делиться своими доходами.

Как показал Маркс, оно вытекает из самой сути капитала как самовозрастающей стоимости. Против этого явления бессильны капиталистические утопии устойчивого «среднего класса» или малого и среднего бизнеса как основной движущей силы экономики.

Базовый же доход в связи с этим выглядит всего лишь искусственным стимулятором для продления жизни финансово-олигархического строя. Ведь по существу базовый доход имеет целью заменить систему государственного социального страхования фиксированной денежной компенсацией. Она сравнима с идеей монетизации льгот, которую безуспешно пытались реализовать в 2005 году в РФ министр здравоохранения и социального развития Зурабов М.Ю.и заместитель председателя правительства Жуков А.Д.

Тогда по всей стране прошли протесты льготников, заставившие власти пойти на демонетизацию льгот. Многие россияне, не только льготники, предпочли государственное социальное страхование денежной компенсации, конечно, не столько из любви к буржуазному государству, сколько из соображений выживания.

Да, сегодняшние льготы отдельным категориям населения – всего лишь жалкое подобие мощной советской системы социального страхования, охватывавшей все общество. Однако обездоленные пенсионеры, чернобыльцы и прочие категории все-таки предпочитают государственные гарантии даже куцых социальных льгот денежным выплатам. Они понимают разницу между прочностью скальной породы и болотной трясиной.

Эти россияне опытом богаче, чем швейцарцы. Они живут в условиях паразитического капитализма, но жили и при социализме, поэтому не боятся «призрака» коммунизма. Что касается перехода к коммунизму, то без социализма здесь не обойтись. Иначе не искоренить эгоизм, алчность, умственное и нравственное распутство в качестве господствующих общественных пороков.

И выдумывать здесь ничего не надо. Ясно, что социализм рождается и развивается не на собственной основе. Он долгое время существует в среде буржуазных привычек и «ценностей». Их постепенное преодоление возможно на пути ленинского НЭПа.

Общество разумного достатка держится на общественном контроле за мерой труда и потребления, но для него не требуется специальных контролирующих органов. С этим вполне справляется электронная связь, обслуживающая конкурентное планирование. С ее помощью могут быть легко определены категории людей, которые нуждаются в уходе и надзоре.

Электронная связь способна учесть основные индивидуальные потребности в жилье, транспортных услугах, образовании, медицине, развлечениях. В общем, байты заменят деньги. Что касается еды и одежды, то природа и мощь общественного производства преодолеет любые формы обжорства и капризы моды.

МНИМОЕ И РЕАЛЬНОЕ САМОУПРАВЛЕНИЕ

Управленческий труд неустраним. Но как вернуть ему значение искреннего и добровольного человеческого признания? Общество разумного достатка, то есть, коммунистическое общество, невозможно без вычета из управленческого труда внешнего принуждения и превращения его в потребность, осознаваемую всеми индивидами.

Самоуправление считается в современном обществе символом демократии, свободы в качестве осознанной необходимости. Оно существует в урезанном виде и в классовых обществах.

Буржуазная демократия является примером такого самоуправления, особенно, в США, где государство изначально создавалось на потребу авантюристов и частных предпринимателей. В таком государстве труд по управлению обществом разделяется на три ветви власти: верховную, представительскую и судебную. Все вместе это и составляет, дескать, свободное общество на разных уровнях самоуправления.

Естественно, люди, страдающие от социального неравенства, не принимают такой свободы. Они с недоверием относятся к превращенным формам буржуазного самоуправления и с сарказмом воспринимают именование верховной власти олигархии исполнительной властью, законодателей – народными представителями, а судей неподкупными.

Касаясь прообраза коммунистического самоуправления, К.Маркс писал: „Коммуна должна была быть не парламентарной, а работающей корпорацией, в одно и то же время и законодательствующей и исполняющей законы…“.

Коммунами в ряде стран Европы называют административно-территориальные единицы. Маркс, очевидно, имеет в виду самоуправление именно таких единиц.

Чем меньше такая единица, тем проще, яснее, понятнее и эффективнее управление в ней общественными и экономическими процессами. Тем благотворнее связь между управленческим и исполнительским трудом.

Однако местное самоуправление должно как-то коррелировать с национально-государственным и даже мировым управлением экономикой и обществом. Ведь душой коммунизма является преодоление местнических, национальных и государственных границ экономики и общества.

Люди, пораженные недугом капиталистического социал-дарвинизма, усматривают в интернациональном коммунизме обезличивание, стирание национального и культурного разнообразия человечества. Но их опасения беспочвенны. Стремление к устранению национальной розни не то же самое, что уничтожение национальной и культурной самобытности. Коммунисты выступают за культуру национальную по форме, но коммунистическую по содержанию.

Это означает, что из национального, экономического и культурного общения вышибается основное зло, которое влечет человечество к социальному неравенству, национальной розни и насилию, – частная собственность на средства производства. Если уж культурный обмен на принципах дружбы, сотрудничества, взаимопомощи не уберегут человечество от стирания национальных различий, то тут уж ничего не поделаешь!

Во всяком случае, такое сближение народов и государств будет осуществляться не по принуждению, а по доброй воле.

В данном случае нас интересует, однако, не моральная сторона вопроса, а технологическая. Каким образом самоуправляющиеся, самодеятельные общины будут существовать в рамках государственного и даже мирового управления экономикой и обществом? Выход общества на информационную стадию развития, интернет и цифровая экономика устраняют препятствия на этом пути.

ПОДВЕДЕМ ИТОГИ:

Данная статья имеет целью показать, что не существует аргументов, при помощи которых можно было бы оправдать необходимость сохранения капитализма. Борьба против него всеми доступными средствами – дело чести, доблести и геройства.

Болтовня об «утопичности» коммунистического учения является признаком невежества, подлости или холуйства перед плутократами. Материальная база, способная обеспечить каждого индивида разумным достатком, уже образовалась в ходе научно-технического, индустриального и информационного прогресса в условиях капитализма. Ее использованию во благо человечества мешает частная собственность на средства производства, провоцирующая социальное неравенство и безработицу.

Социализма вне коммунистической перспективы не существует. Буржуазное социальное государство не имеет ничего общего с социализмом как переходным периодом от капитализма к коммунизму. В книге Класа Эклунда «Эффективная экономика. Шведская модель» черным по белому написано, что шведская экономика – это капиталистическая экономика. В Швеции 500000 миллионеров, 1000 среди них имеют состояние свыше пятидесяти млн. долларов. Шведское государство – это агрессивное капиталистическое государство, что ощущается по его враждебности даже к квази буржуазной России. Капиталистические чудеса «азиатских тигров» разогрела вьетнамская авантюра США не в меньшей степени, чем разделение труда. Между тем индустриализация бывших советских республик явила чудеса, намного превосходившие японское и даже западногерманское чудо.

Если коммунизм актуален теоретически и практически, то с таким же критерием следует относиться к способам и средствам борьбы за уничтожение капитализма и перехода к коммунизму. Развитие НЭПа с национальной спецификой помогло коммунистическому Китаю стать могучей державой, влияющей на судьбы планеты. Однако НЭП, даже введенный «всерьез и надолго», не остается вечным. Попытки американского империализма помешать развитию Китая внеэкономическими средствами требует ответа в виде подключения к экономической деятельности Пекина политических мер по возрождению коммунистического интернационала на новой основе.

В России кроме КПРФ нет иного Прометея для сохранения коммунистического огня. Ей тоже пора уходить от подыгрывания квази-буржуазному режиму, мечтающему стать властелином мира посредством поклонения «искусственному интеллекту». Компартия Китая дает надежду на всемирную победу коммунизма даже при том, что она правит в национальном государстве. Ведь Китай по влиянию это уже почти полмира. Потому реакционеры и сеют страх перед «красным драконом».

Сергей Мальцев

ПравдаИнформ
https://trueinform.ru